В Париже

Когда Шопен в сентябре 1831 года прибыл в Париж в почтовом дилижансе, там все еще напоминало о недавно свершившейся революции. Город волновался и кипел. Июльская монархия во главе с Луи-Филиппом, <<королем лавочников>> (как его называли и народе), торжествовала победу крупной буржуазии, банкиров, капиталистов, владельцев рудников, шахт и заводских предприятий. В широких массах городского населения шло глухое брожение. Росла оппозиция и со стороны демократической интеллигенции. Вспыхивали волнения среди рабочих, организовывались стачки.

По приезде в Париж Шопен поселяется в небольшой комнате с балконом на пятом этаже старинного дома по бульвару Пуассеньер. Из окна прекрасный вид на бульвары от Пантеона до Монмартра. Не раз приходилось видеть молодому музыканту, как бульвары и площадь заполнялись толпами народа, певшими <<Марсельезу>>. Порою слышались возгласы: <<Да здравствует Польша! Свободу полякам!>> Разгром польского восстания, взятие Варшавы русскими войсками -- все это произвело огромное впечатление на широкие массы парижского населения. На парижских бульварах в площадях в те дни нередко устраивались народные демонстрации в знак сочувствия участникам подавленного восстания. Подобные зрелища производили на Шопена огромное впечатление.

С присущей ему наблюдательностью молодой музыкант присматривается к незнакомой жизни большого города.

<<...Здесь теперь большая нужда, -- отмечает он, -- в обращении мало денег, встречается множество оборванцев с выразительными физиономиями, и не раз слышишь угрожающие разговоры о дураке Филиппе, который еле висит на своем министерстве. Низший класс раздражен окончательно, ежеминутно готов изменить свое бедственное положение... Малейшее собрание черни на улице разгоняется жандармами>>.

Неопытный в житейских делах юноша, воспитанный в старых матриархальных традициях, чувствует себя одиноко и беспомощно в хаотическом водовороте парижской жизни. Циничные буржуазные нравы Парижа, неуемная жажда наживы, корысть во всех видах отталкивающе действуют на Шопена. И в то же время духовная атмосфера революционного Парижа 30-х годов властно; охватывает его. Здесь собрались самые знаменитые люди артистического мира: певицы с мировым именем, пианисты-виртуозы. В парижских салонах выступают французские поэты и писатели. Идут горячие споры о последних романах Бальзака, Гюго и Жорж Санд, герои которых -- страдающие, отверженные, социально обездоленные люди.

Шопеновские письма этого времени полны ярких впечатлений от парижской музыкальной жизни. Как разнообразны оперные спектакли, как высок уровень их музыкального исполнения! <<Только здесь можно узнать, что такое пение>>, -- пишет он друзьям.

Но еще больше интересуют его пианисты. В Париже тридцатых годов блистают ярким светом прославленные виртуозы: Лист, Тальберг, Гиллер, Герц, Калькбреннер. Очень скоро все они становятся друзьями Шопена, восторженными почитателями его таланта. Неповторимое поэтическое обаяние игры молодого польского мастера в сочетании с удивительным техническим совершенством покоряют парижских пианистов.

Первый публичный вокально-инструментальный концерт <<господина Шопена из Варшавы>> состоялся 26 февраля 1832 года в зале Плейеля. По тогдашнему обычаю в нем принимали участие несколько других артистов и симфонический оркестр. Чтобы привлечь внимание публики, маститый Калькбреннер написал специально для этого концерта громогласный полонез для шести роялей, сольную партию в этой эффектной пьесе исполняли попеременно сам Калькбреннер и молодой дебютант. В программу также вошли первая часть Фа-минорного концерта Шопена и его вариации на тему из моцартовского <<Дон Жуана>>.

Успех был сродни сенсации. И хотя концерт не дал значительного сбора, Шопен сразу стал знаменит. Газеты писали о его поэтической игре и удивительно своеобразном композиторском таланте. Шопену предложили несколько уроков в богатых аристократических домах. Вскоре он сделался модным педагогом фортепианной игры. И с каждым днем количество учеников все увеличивалось. Целыми часами приходилось слушать посредственную игру бездарных любительниц, жен и дочерей богатых аристократов и банкиров. По пять, даже по семь часов в день он давал уроки, и это были часы напряженной, утомительной работы, отнимавшей много сил и нервной энергии, отвлекавшей от музыкального творчества.

И хотя заработки, в общем были довольно высокими, но соответственно возрастали и расходы. Скромную комнатку на пятом этаже пришлось сменить на хорошо обставленную квартиру, пришлось заказывать платье у лучших портных, держать собственный выездной экипаж, ибо в дома аристократов и банкиров не полагалось приезжать в извозчичьем фиакре.

Вечерами Шопену нередко приходилось выступать в салонах французских и польских аристократов, в богатых домах банкиров, и он хорошо знал цену салонным комплиментам и лести. Не здесь было искать сочувствия и понимания своим творческим поискам. Слушать игру Шопена было модно. И если молодому артисту покровительствовала какая-либо польская или французская аристократка, блеск его имени становился словно бы еще ярче. В своих письмах Шопен забавно высмеивает некую французскую графиню. Эта почтенная дама <<...держала в своем доме пропасть черных и белых собачонок, канареек и попугаев и, кроме того, -- самую веселую обезьяну здешнего большого света, которая на вечерних приемах постоянно кусала других... графинь...>>.